[Jah Linn]

да. поэт во мне умер. или уснул.
вот такие я ныне пишу стихи.



жизнь долговечна. осколками
триумфального пения
разбивается смерть быстротечная,
жизнью себя заменяет, изменами
себе же самой, чёрный плащ не распахивая,
быстро зажмурившись, волосы тихо забрав в капюшон,
притворившись уличным бешеным малышом,
монеты из карманов плаща вытряхивая.

смерть, знаете ли, не эксгибиционист,
а скорей вуаль
у неё на лице и вуайеризм в теле.
наслаждение гибелью, юный каприз,
юная смерть, грациозная лань,
в буре суровой метели, хотели, согрели,
но всё равно надоели
жизни шаги порывчастые глубокие,
страстные вздохи и стоны утробные,
и глазом из-под капюшона переглядки скромные,
но какие жестокие...

жизнь долговечна, а смерть истекает уже под плащом.
секс ей - наследие, ложь, одиночество - паника.
если б не готика, она бы упала с небес кирпичом,
но всё остальное, поверьте, всего лишь динамика.
жизнью себя заменив и сыграв в неё,
смерть оборачивается, волосы вытащила, хмыкнула,
ласково глянула вниз - там опять кто-то смотрит глазами бездонными, хитрыми.
странное сочетание, но и так бывает порой.

смерть, знаете ли - это игра.
кто-то когда-то придумал её, поскользнувшуюся на мостике.
у неё в руках досточка, а к доске - мел и тряпка стирающая,
и играет, играет она до утра, спать не просится,
просто смеётся, штаны на скамье продирающая,
она смотрит на мир сквозь доску, мелом пишет слова,
и оглядками, мостиком, хвостиком, берегом
океана страшного одиночества...
"придумайте меня обратно", волосы в капюшон, паника
намокшая от дождя голова, пахнет клевером,
и так хочется, хочется, хочется...
и смерть чувствует себя девочкой-мальчиком маленьким-маленьким.

льдинки на старой гитаре
и пентаграмма на нотном стане...
грустная смерть, одинокая смерть быстротечная...
на верёвке давно уж повесилась жизнь долговечная.
объединенья у них, увы, не получится,
и будет от неразделённой красавица мучится,
волосы прикрывая чёрным-пречёрным плащом "я - страшная, слабая!"
девочка, мальчик! эй, смерть? это надо ли?..