Специально для слэшеров

[Jah Linn]

Из одной из моих любимых книг: Джеймс Крюс, "Мой прадедушка, герои и я". Трогательная история со слэшем...

РАССКАЗ ГАСПАРА ЛЕНЦЕРО



Зовут меня Гаспар Ленцеро. Я живу отшельником в самой дикой и

пустынной части Мексики, где растут только кактусы. Плоды опунции - моя

единственная пища. Жилищем мне служит пещера. Я хочу моей жизнью искупить

хотя бы малую часть того зла, которое причинили индейцам мои земляки,

пришедшие сюда под предводительством полководца Кортеса*. Я хочу поведать о

том, что произошло в городе Чолуле, чтобы весть об этом дошла до потомков.

______________

* Кортес Эрнан (Фернандо) - испанский конкистадор, завоеватель

Мексики. Испанские завоеватели во главе с Кортесом истребляли и грабили

коренное индейское население.



Когда мы прибыли в Чолулу, старейшины города встретили нас со

всевозможными почестями и, по велению верховного жреца, разместили в храме

и его подсобных помещениях, окружающих большой мощеный двор. Многие жители

города покинули его пределы. Мы знали по опыту, что это плохой знак. Но

никаких точных сведений о коварных планах населения у нас не было. Это было

мне достоверно известно потому, что один из приближенных Кортеса,

пользовавшихся его доверием, был моим другом. Он рассказал мне, что слухи о

тайном нападении, якобы замышляемом индейцами, не подтвердил ни один из

наших разведчиков.

Поэтому я был очень удивлен, когда на следующий день у нас в лагере

был отдан приказ проверить оружие: копья, мечи, аркебузы - и находиться в

полной боевой готовности.

По счастливому случаю я остался наблюдателем и не стал участником

страшной резни. Мне было приказано держаться поблизости от генерала Кортеса

и выполнять обязанности связного. Кортес стоял на крыше храма и смотрел

вниз во двор, где собралась огромная толпа местных жителей в ожидании его

приказа. По свидетельству самого Кортеса, их было две тысячи. Почтенный

летописец Лас Касас говорит, однако, о пяти-шести тысячах, и я более

склонен верить ему. Ибо когда я глянул вниз, то увидел необозримое море

голов: люди с мешками за спиной, в которых находился скудный запас

провизии, стояли или сидели на земле, скрестив ноги, и, ничего не

подозревая, беседовали друг с другом.

Очевидно предполагая, что их позвали сюда для переноса каких-то

тяжестей, они пришли без всякого оружия, некоторые даже полуголые. Это было

мирное зрелище, а отсюда, с крыши, тем более мирное, потому что, переводя

взгляд с толпы на город, я видел его прекрасные строения и многочисленные

башни, а дальше, за ними, кукурузные поля и бесконечные вишневые сады,

залитые солнцем.

Меня бросило в дрожь, когда внезапно раздался пушечный выстрел и наши

солдаты начали стрелять с крыши в толпу индейцев, собравшихся перед храмом.

Сотни из них умирали с открытым ртом, словно не в силах поверить в то, что

произошло. Уцелевшие стали кричать, молить о пощаде. Я в ужасе смотрел на

Кортеса, стоявшего на краю крыши и глядевшего вниз, во двор, с таким

выражением, будто он наблюдает за игрой в шахматы.

Но самое худшее было впереди. Когда замолчали аркебузы, наши солдаты

ворвались во двор с ножами и мечами и принялись колоть и рубить безоружных

индейцев, оставшихся в живых.

Зрелище это было настолько страшным, что я отвел глаза и снова

уставился на Кортеса.

Широкое лицо его с низким лбом потемнело, ноздри раздувались, губы

были плотно сжаты, кожаный жилет расстегнут - ему не хватало воздуха.

Там, внизу, по его приказу убивали и убивали людей. Испанцы, не зная

пощады, орудовали во дворе, залитом кровью. Стоило раненому индейцу

выбраться из-под горы трупов, как он тут же погибал от удара ножа.

Предсмертные крики и стоны оглашали воздух.

Вдруг в пустых глазах Кортеса блеснуло любопытство. Я невольно

последовал за его взглядом и увидел, что один из наших солдат, молодой

парень из Кастилии, по имени Энрико де Кастильо Бетанкор, бросив свой меч,

крепко обхватил обеими руками молодого индейца, как бы стараясь его

защитить. И в ту же минуту я услышал, как он крикнул, обращаясь к

полководцу:

- Он спас мне жизнь! Пощадите его!

Оба юноши, не отрывая взгляда, смотрели вверх, на крышу, а наши

солдаты, как это ни странно, словно сговорившись, обходили их стороной, то

ли оробев перед такой силой сопротивления, то ли поверив, что Кортес на

этот раз дарует индейцу жизнь.

Кортес и глазом не моргнул, услышав крик кастильца. Он только спросил

сквозь зубы:

- Как его зовут?

Я поторопился назвать имя молодого солдата и подтвердить, что этот

индеец действительно спас ему жизнь. Я довольно хорошо знал их обоих.

Энрико де Кастильо Бетанкор, худой, стройный юноша с кудрявыми каштановыми

волосами, не раз заводил со мной разговор о религии и высказывал чудовищную

мысль, что надо отказаться от бога и вообще от всех божеств, потому что в

истории человечества бесконечная цепь кровавых преступлений совершалась во

имя богов. Я снова и снова старался объяснить ему, что бог не повинен в

мерзостях, творимых во имя него людьми. Но мне ни разу не удалось убедить

его в этом. Я знал также, что он вел подобные разговоры и с молодым

индейцем, которого сейчас прикрывал своим телом, стараясь спасти от смерти.

Мне казалось даже, что я вижу на лицах обоих юношей, стоящих там, внизу,

свет убежденности в своей правоте - словно чудовищное кровопролитие перед

храмом лишь подтверждало их кощунственные мысли.

Кортес, выслушав мое объяснение, не проронил ни слова. Он опять уже

внимательно следил за резней во дворе, негромко напевая, и не обращал

никакого внимания на молодого испанца и его подзащитного.

Я же не мог теперь отвести от них взгляда. Я заметил, что несколько

индейцев незаметно пытаются пробраться к ним поближе, словно эти двое -

маяк во время бури, но, не успев приблизиться, погибают от удара меча или

ножа. Каждую секунду я ждал, что кудрявый Энрико де Кастильо упадет,

сраженный, на землю, увлекая за собой молодого индейца с миндалевидными

глазами; но оба они продолжали стоять прямо, а смерть вокруг них косила и

косила все, что попадалось ей на пути. Небольшой мешок на спине индейца

подымался и опускался в такт его тяжелому дыханию.

Один раз - у меня захватило дух, когда я это увидел, - наш офицер

попробовал оттащить Энрико от индейца и нанести тому удар кинжалом. Но

Энрико крикнул:

- Кортес!

Это прозвучало почти как приказ.

Услышав крик, генерал нахмурился и бросил быстрый взгляд на молодого

испанца.

Офицер, заметив это, опустил руку с занесенным кинжалом.

Меня прошиб холодный пот. В эту минуту я дал обет, что стану

отшельником, чтобы искупить вину моих земляков, если господь бог защитит

этих юношей. Меня бросило в дрожь, когда я заметил, что больше ни одного

индейца не осталось в живых. Я молил бога, чтобы он явил свое милосердие и

пощадил этих молодых людей, на которых он, может быть, и имел причину

гневаться. В это мгновение вооруженный испанец приблизился к ним вплотную,

но вдруг отшатнулся и обошел их стороной. Я не мог понять, как у Энрико

хватает выдержки.

Наконец, когда вся земля перед храмом была устлана трупами индейцев,

кое-кто из наших солдат стал кричать Энрико, что если он не отойдет сейчас

в сторону, то поплатится жизнью.

Энрико достаточно было отступить на полшага, чтобы оказаться вне

смертельной опасности - вокруг него собиралось с угрозами все больше и

больше испанцев. Но он не отступал. Как только кто-нибудь направлял нож

против индейца, он заслонял его своим телом. К недоумению испанцев, он

стоял один против всех, и его сосредоточенное лицо выражало решимость

скорее погибнуть от руки своих, чем предать своего спасителя.

И тут Кортес подал небрежный знак, чтобы обоих доставили к нему на

крышу.

Я немало пережил и повидал за годы завоевания Мексики. Мне хорошо

известно, какое зло может причинить человек человеку. Я был свидетелем

того, как испанцев приносили в жертву языческим богам. Я знаю, какие

преступления свершались во имя христианского бога. И я понимаю, что

человек, видевший это кровопролитие, мог проклясть богов. Но мне до конца

дней моих не забыть этого солнечного летнего дня на крыше храма в Чолуле.

Не забыть, как привели к Кортесу этих двоих людей, оставшихся в живых. Не

забыть его страшного допроса.

Оба они были забрызганы кровью убитых и тяжело дышали. Они стояли

рядом, примерно одного роста, один кудрявый, другой с высоко подвязанными

черными волосами. Молодой кастилец говорил за двоих, потому что индеец не

знал испанского. Он точно и подробно отвечал Кортесу на все его вопросы - о

происхождении, имени, жизненном пути, иногда обмениваясь со своим товарищем

короткими репликами на его языке. Ни одного горького слова не сорвалось с

его уст. Я заметил, что его спокойствие вызывает невольное уважение даже у

приближенных Кортеса.

Однако чем спокойнее он отвечал, тем больше его ответы раздражали

генерала.

- Что заставило вас, испанца и христианина, спасать жизнь этому

человеку? - резко спросил он.

- Чувство благодарности, господин генерал! Когда меня собирались убить

за то, что я христианин, когда у меня, живого, хотели вырвать сердце из

груди, этот парень крикнул, что я отказался от христианского бога и

поклоняюсь богам Мексики. Это была ложь, господин генерал, но она спасла

мне жизнь. Я не отрицал ее.

- Так вот оно что! - вскрикнул Кортес, словно уличив молодого человека

в смертном грехе. - Значит, вы отреклись от господа бога, чтобы спасти свою

жалкую жизнь, Энрико де Кастильо Бетанкор?

- Что же это за бог, если он допускает такое? - отвечал кастилец,

указывая рукой на двор перед храмом, где несколько испанских солдат, стоя,

как палачи, среди окровавленных трупов, с любопытством прислушивались к

тому, что происходит на крыше.

Приближенные Кортеса переглянулись. Вопрос молодого человека,

произнесенный спокойным голосом, звучал неслыханным обвинением против

самого Кортеса. Мертвые, на которых указывал рукой Энрико, были словно

молчаливыми свидетелями его правоты.

Но Кортес сделал вид, что не понял обвинения. Он произнес сквозь зубы:

- Спросите индейца, почему он разрешил вам, христианину, спасать его.

Кастилец перевел вопрос, а затем ответ индейца. Ответ был прост:

- Потому что мне дорога жизнь.

- Кто ценит свою жизнь выше, чем господа бога, - воскликнул Кортес, -

во имя чего он жаждет жить? Во имя какого бога? Во имя какой жизни?

- Во имя жизни без богов - человеческой жизни, господин генерал.

- И ваш спаситель тоже согласен с этим безумием, кастилец?

- Конечно, господин генерал.

И молодой испанец невольно взял индейца за руку.

- Ну вот, - сказал Кортес и вдруг рассмеялся, - теперь вы попались в

ловушку, богохульники! Убирайтесь отсюда и не надейтесь на мою защиту.

Живите без богов. Я объявляю вас вне закона. Никто вас не защитит. Ни один

испанец, ни один индеец. С этой минуты вы добыча для тех и для других.

Попробуйте выживите, если сумеете!

Тогда испанец сказал что-то по-индейски своему другу, и оба они,

сопровождаемые смехом Кортеса, стали спускаться с крыши. Никто не тронул

их, объявленных вне закона. Известно, что им удалось выбраться из Чолулы.

Но больше о них никто никогда ничего не слыхал.

Я же, памятуя о моем обете, подал генералу Кортесу прошение об

отставке, которую он мне тут же и дал, не допытываясь о причинах.